Профессору Рапопорту – 90 лет
В холле Главного корпуса краевой клинической больницы расположен стенд с портретами звезд медицины, в разные годы работавших в ККБ. Эти люди – легенды краевого здравоохранения, но только один из них – легенда живая. Это профессор Жан Жозефович Рапопорт, 20 сентября 2020 года отметивший 90-летие.
С 1961 года он работал в Красноярском крае. Здесь в 1969 году защитил докторскую диссертацию, получил статус «Отличник здравоохранения СССР». По инициативе Рапопорта в 1962 году на базе краевой больницы создан легочный центр, первый в СССР, в 1965 году – краевой детский кардиологический центр, открыт аллергологический кабинет, в 1967 году – краевой аллергологический и гематологический центры. Рапопорт – основатель краевой педиатрической школы. Основным научным направлением кафедры под его руководством было изучение физиологии, патологии и адаптации ребенка в условиях Сибири и Севера. Профессор – один из инициаторов открытия Института медицинских проблем Севера в Красноярске.
Рапопорт – автор 15 монографий, 17 монографических сборников, 532 научных публикаций. Под его руководством выполнено и защищено три докторских и 50 кандидатских диссертаций. Профессор Рапопорт в 1999 году международным биографическим центром Кембриджа включен в число ведущих ученых XX века. Американский биографический институт включил его в число 500 ведущих ученых, оказывающих влияние на мировую науку в XXI веке. Президиум Академии естественных наук РФ в 2000 году наградил профессора Рапопорта почетным знаком академии «За заслуги в развитии науки и экономики».
Рапопорта обожали многие поколения студентов и преподавателей. За что?
За то, что он необыкновенно красивый человек – во всех отношениях.
«За мной ходила мадам Дюбуа»
«Моим родителям пришлось жить в эпоху глубочайшей ломки многовековых традиций, когда в корне менялись местами правда и ложь, честь и предательство, друзья и враги. Ломались страны, великие авторитеты объявлялись врагами, люди метались по планете в поисках правды», – так начинается письмо профессора, в котором он рассказывает о своей жизни.
До трех лет парижский малыш Жан бойко болтал по-французски со своей няней мадам Дюбуа. «За мной ходила мадам Дюбуа», – так пишет Жан Жозефович. Как же вышло, что в паспорте советского профессора местом рождения указан Париж?
Родители Рапопорта Иосиф и Роха-Люба разными путями оказались в столице Франции. После Первой мировой войны освободились от имперской кабалы Польша, Венгрия, Чехия, народы Прибалтики, но, как и сегодня, эта «свобода» тогда была связана с подъемом местечкового национализма и ненавистью к инородцам. А уж евреям доставалось в первую очередь, вот почему отец профессора Рапопорта Иосиф (Жозеф) Ильич, активный и бескомпромиссный человек, в середине 1920-х уехал из Польши в Палестину строить еврейское государство. Иосифа несколько раз арестовывали и, наконец, исключив из Техниона в Хайфе, выслали из страны. Он оказался во Франции, где получил в Париже высшее образование и стал инженером-строителем.
Мама Роха-Люба по аналогичным причинам приехала во Францию. Там собралось немало еврейской молодежи, стремившейся получить высшее образование.
Молодые люди поженились, в сентябре 1930 года родился Жан. Нет бы довольствоваться сытой буржуазной жизнью и воспитывать своего талантливого ребенка, но в уме беспокойного Жозефа Рапопорта бродили идеи коммунизма. Инженер-строитель с женой и трехлетним сыном приехал в СССР строить новое справедливое социалистическое общество.
Он видел, как арестовали маму
В Москве Рапопортов приняли хорошо. Папа работал на строительстве крупных объектов в разных городах СССР, мама подрабатывала операционной медсестрой у профессора Шерешевского, а еще – переводчиком в институте социальной медицины. Роха-Люба поступила на первый курс 1-го Московского медицинского института, а маленький Жан был в детском саду продленного дня.
В 1936 году мама поехала с Жаном в Париж – в гости к бабушке, показать внука. Всего через несколько недель они вернулись в СССР, и все, казалось бы, обошлось, но через год, в зловещем 1937-м, Роху-Любу Рапопорт арестовали. Отец в этот момент был в дальней командировке, маму забрали прямо при Жане. О годах без мамы Жан Жозефович пишет скупо – он жил по чужим семьям, отец все время уезжал в командировки.
В школу в первый класс талантливый мальчик не пошел. Второй класс окончил, когда жил в семье в Подольске, третий класс – в Москве, четвертый – в Башкирии, всего Жан сменил семь школ. «Шок от ареста мамы и последующих скитаний полностью лишил меня французского языка», – пишет Жан Жозефович. Позже Роху-Любу реабилитировали. Она потеряла два года жизни, семью, жилье, все имущество, но получила право окончить мединститут.
Началась война. Папа в Караганде, мама на Западном фронте, а 11-летний Жан – в новой семье. Жан Жозефович вспоминает: «Меня в числе школьников отправили из Москвы в Скопино, подальше от бомбежек. Там нас разместили около церкви на кладбище, где мы рыли траншеи. Через несколько недель нас разбомбили, были убитые и раненые. Нас срочно вернули по домам». Еще через несколько недель вместе с военным заводом и новой семьей отца Жана в грузовом вагоне повезли в Пензу. Путь был долгий и голодный, но никто не ныл. На окраине города нашлась заброшенная изба, там и поселились.
В августе 1941 года Жозеф Ильич добровольцем ушел на фронт. До победы старший лейтенант саперной службы Рапопорт не дожил – в 1944 году погиб в Польше. Награжден боевыми орденами. В том же 1941-м маму отправили в тыл. Она забрала сына и увезла в Уфу. Доктора Рапопорт направили в сельскую районную больницу, где через год она стала главным врачом. Только один пример: война, люди голодали. Чтобы прокормиться, собирали в поле колоски перезимовавшей пшеницы, которую не успели убрать осенью. В этих зернах развивался грибок, вызывавший смертельную септическую ангину. Вымирали целые семьи и деревни. Мама предложила властям из этих зерен гнать спирт, а людям взамен выдавать картофель или чистую пшеницу. Так ей удалось спасти несколько сотен крестьян и их детей. Сын доктора Рапопорт уже понимал, что тоже будет лечить людей.
Одесса, мама, студенчество
Вскоре после победы Рапопорты оказались в Одессе. Город в руинах, на улицах нередко находили мины, въезд в Одессу ограничен, снабжение плохое. Жан Жозефович вспоминает, что в Одессу не сразу вернулся «советский дух», кругом были спекулянты, криминал, озлобленность. Для мамы и сына опять, в который раз, наступил период перестройки – климатической и социальной. Мама работала участковым терапевтом. Это было ее призвание, ее стихия. Больные, их всевозможные проблемы, трудности диагностики и лечения, посещение лекций, стремление не отстать от быстро убегающей современности, работа до позднего вечера. Она часто говорила дома о больных, об их нелегкой жизни, вспоминала с уважением лучших профессоров, у которых училась, с особым пиететом – о науке и ученых.
В 1948 году Жан окончил школу – с заявленной, но так и не полученной золотой медалью. Тем не менее юноша поступил в Одесский медицинский институт. Он успешно сочетал теорию с практикой – в городских клиниках вечерами участвовал в обходах, приеме новых пациентов, срочных операциях, принимал роды. Почти три года лично проводил опыты на кафедре патологической физиологии. «Меня прельщала клиническая практика – спасать, лечить, но наука маячила где-то особо», – вспоминает Жан Жозефович.
К распределению у ректора были рекомендации с трех кафедр направить Рапопорта в аспирантуру. Кроме того, Жан Жозефович уже был женатым человеком и имел двухмесячного ребенка – это тоже по закону должно было влиять на распределение. Но работать молодую семью направили на Донбасс. А через три года молодой врач Рапопорт поступил в аспирантуру Ленинградского педиатрического медицинского института.
Страна Педиатрия
Вот как Жан Жозефович вспоминает аспирантуру: «Началась великолепная клиническая школа в стране Педиатрии. И наука, о которой только и можно мечтать. Нотаций, поучений, казенных призывов никто не произносил. Учила сама обстановка, любой клинический анализ, ход размышлений, построение диагноза и план лечения. Моим руководителем был Аркадий Борисович Воловик. Он рекомендовал академику Владимиру Ильичу Иоффе руководить моей научной работой. Я был абсолютно свободен в разных клиниках и в лаборатории иммунологии и микробиологии в институте экспериментальной медицины АМН СССР».
В ноябре 1960 года уже кандидата медицинских наук Рапопорта институт рекомендовал на должность главного педиатра Ленинграда, но… вместо этого Минздрав РСФСР направляет его в Красноярский медицинский институт создавать кафедру педиатрии.
Как-то Жан Жозефович обмолвился, что до Красноярска вся его жизнь была чередой преследований. Возможно, профессор имел в виду пресловутую «пятую графу». Но очень может быть, что за Рапопортом, как мадам Дюбуа в младенчестве, ходила запись в паспорте «место рождения – Париж».
Итак, молодой ученый ехал в Сибирь – в город, который станет его судьбой, потому что нигде и никогда его так массово и искренне не уважали и не любили, как в Красноярске.
«Приезжайте в Сибирь сами, не ждите, пока вас привезут»
2 января 1961 года Рапопорта встретил на вокзале проректор КГМИ и отвез к ректору – Петру Георгиевичу Подзолкову. Петр Георгиевич всегда был с ним очень любезен. Через два года именно Подзолков предоставил семье Рапопортов хорошую квартиру прямо напротив краевой больницы.
И сам он, будучи заведующим кафедрой, уделял много внимания надеждам и чаяниям своих людей. Вот что писал Рапопорт о членах коллектива: «Мой жизненный и профессиональный опыт позволяет утверждать, что хороший врач совсем не обязательно при этом научный работник или хороший преподаватель. Так же успешный ученый – не всегда хороший врач… Стремясь подобрать коллектив из талантливых врачей, я максимально помогал каждому защитить диссертацию и приобрести умение преподавать студентам и врачам. Однако принимались во внимание его лучшие природные и приобретенные возможности. Нет одинаковых людей, и не может каждый стать звездой в любом деле. Далеко не сразу, но проводилась осторожная, неоскорбительная селекция».
В краевой больнице Жан Жозефович работал с 1962 года – в это время шло интенсивное строительство новых корпусов. С главным врачом Сологубом детально обсуждался план будущих детских отделений, устройство боксов, молочная кухня, поликлиника, кадры, их обучение.
Состояние педиатрической службы в крае было катастрофическим, детская смертность огромная, больница была срочно необходима. В итоге ее получили, и это был праздник. За несколько дней все 150 коек детской клиники оказались заполненными.
В городах и районах края детей обслуживали в основном врачи, окончившие лечебный факультет. Они панически боялись больных младенцев. Педиатр, чтобы стать специалистом, учится вначале шесть лет, а потом – всю жизнь. Что же требовать от неспециалиста? Даже руководству крайздрава Рапопорт настойчиво объяснял, что дети – это не взрослые в миниатюре, у них свои закономерности роста, физического и психического развития, особенности адаптации и защиты от инфекций, свои болезни. Ко времени открытия детской клиники ККБ №1 уже функционировал 5-месячный курс усовершенствования врачей-педиатров.
Формально курс ФУВ, а с 1963 года – кафедра детских болезней с ФУВ располагались на базе отделений ККБ, были и другие учебные базы. Заведующие отделениями и врачи больницы официально не подчинялись Рапопорту, но главный врач Сологуб «отдал» профессору все детские отделения в полное «владение». Так возникла клиника, где ассистенты, доценты и заведующий кафедрой добровольно, без доплаты взяли на себя ответственность за все, что должно делаться в больнице. В результате детская смертность в крае стала устойчиво снижаться, эффективность лечения отчетливо улучшилась.
В свое время мама Рапопорта услышала от первого наркома здравоохранения Николая Семашко, с которым ей довелось работать, такой совет: надо устраиваться в сельской больнице – как на всю жизнь. В Красноярске Рапопорты обосновались именно так. Здесь была защищена докторская диссертация, здесь у Жана Жозефовича и его жены Елены родился второй сын – Аркадий. А уже через 5–7 лет профессор Рапопорт, приглашая своих друзей из Москвы и Прибалтики в гости, шутил: «Приезжайте в Сибирь сами, не ждите, пока вас привезут».
Эмиграция
Семья Рапопортов в полном составе эмигрировала в Израиль в 1988 году. Там их встретили родственники, о которых Жан Жозефович и не знал. Было трудно без знаний языка, местной ментальности и без работы. По очереди занимались изучением языка в ульпане (учебное заведение. – Прим. ред.). Младший внук Миша пошел в детский сад, где никто не знал русский язык, 14-летняя внучка Неля начала учиться в школе. Врачи должны были сдать письменный экзамен на английском языке. Курсы заняли несколько месяцев, сын Аркадий и его жена Света успешно все сдали.
Самого Жана Жозефовича от любых экзаменов освободили, но для права на работу необходимо было полгода – освоить документацию, наименования, перечень препаратов и остальной рабочий быт.
В то же время в детском отделении вели подобную работу врачи из СССР – разные города, разная подготовка. Несколько человек узнали Рапопорта и попросили, чтобы профессор прочитал курс усовершенствования врачей и помог в работе с пациентами. С согласия заведующего клиникой Жан Жозефович начал совмещать занятия с врачами и собственную учебу. Сын и невестка стали работать и достигли успехов.
Над внуком Мишей Жан Жозефович провел успешный педагогический эксперимент: приобретение и сохранение языков, регулярная физическая подготовка, обязательно музыка, общая культура, наука, путешествия, личная свобода. В результате мальчик вырос прекрасным человеком – отслужил три года в армии инструктором рукопашного боя и получил два высших образования в самых элитных израильских институтах.
Потом Жан Жозефович взялся за правнуков, это дети внучки Нелли. Мальчику Тони 16 лет, девочке Карин – 12. Он уделяет им много времени, дети своего прадедушку очень любят.
Чадолюбивый профессор Рапопорт, прекрасный воспитатель, любящий отец, дед, прадед, абсолютно уверен: в первые пять лет жизни для ребенка важнейший человек – мать. Роль мужчины не умаляется, но его задачи весьма специфичны. Наверное, говоря это, профессор-педиатр, подаривший детям 70 лет жизни, думает о своей прекрасной маме Рохе-Любе, которая жила своим единственным сыном и любила его больше всех на свете.
Комментарии
Татьяна Таранушенко,
д.м.н., профессор, заведующая кафедрой педиатрии ИПО:
В сентябре 1982 года я пришла в клиническую ординатуру на кафедру детских болезней, возглавляемую профессором Рапопортом. До этого много слышала об этом уникальном человеке от коллег и мамы-педиатра.
И действительно, Жан Жозефович открыл мне мир широких возможностей для личностного роста и саморазвития, научил работе на результат, принимать взвешенные решения и отвечать за ошибки. Человек с очень разносторонними знаниями в различных разделах медицины, он генерировал множество планов и всевозможных идей, которыми «заражал» коллег. Казалась, что заданиям профессора нет предела, а сил выполнить все поручения уже не хватает. При этом никакие отговорки не принимались и были просто не уместными, потому что все видели работоспособность и преданность делу у руководителя и понимали, насколько важно соответствовать статусу сотрудника кафедры Рапопорта. Многие фразы, впервые услышанные от Рапопорта, запомнились на всю жизнь: «Никогда не говори «никогда» и никогда не говори «навсегда»», «Кого люблю, того и наказываю», «Педиатрия – главный алмаз в короне здравоохранения».
Виктор ТИМОШЕНКО,
к.м.н., доцент кафедры детских болезней с курсом ПО:
С Жаном Жозефовичем я встретился на пятом курсе педиатрического факультета на экзамене по научному коммунизму, он был в составе экзаменационной комиссии. Рапопорт слушал минут пять, а потом развил дискуссию по национальному вопросу и триумфальному шествию Советской власти по стране. Разговор получился интересным, и экзаменаторы поставили мне хорошую оценку. По окончании ординатуры я был зачислен на кафедру педиатрии в очную аспирантуру. Жан Жозефович еженедельно прорабатывал результаты исследований у аспирантов. Запомнились его слова: «Как для пассажиров в общественном транспорте, так и для исследователей совесть – лучший контролер!»
Елена Семенова,
педиатр-невролог, редактор газеты «Медик» КрсГМУ им. проф. В.Ф. Войно-Ясенецкого:
Мы его боялись. Буквально втягивали животы и вжимались в стену, когда он проходил мимо. Он мог так посмотреть своими библейскими глазами, что ты буквально цепенеешь. И что самое интересное, где-то в глубине этих глаз было тепло и смех. Я дважды на себе это испытала. Помню, он внезапно зашел на занятия по эндокринологии, была тема «Несахарный диабет». Разбирали клинический случай, пришлось что-то говорить. И почему-то я завершила спич словами: «В результате ребенок пьет и…» – тут я замолчала. Вот здесь-то Рапопорт и засмеялся внутренне. Подвел итог занятию и говорит: «Как тут доктор выразилась, ребенок пьет и льет».